Последний русский царь Михаил Романов – личность библейская. Судьба его таинственно-загадочна, сокрыта от непосвященных. Бог хранил его до времени. И сам он не распечатывал уста. И это понятно. Проведя тридцать девять лет в застенках сталинского ГУЛАГа, привык держать уста молчащими, даже ближайшим чадам ничего не говорил о себе.
Михаил Александрович оказался последним императором на российском престоле, – со 2-го по 3-е марта 1917 года, – сохраняя за собой право на восприятие верховной власти, что послужило главной причиной его похищения и тайного "убийства" в ночь с 12-го на 13-е июня 1918 года под Пермью. Согласно закону он впервые стал наследником престола в 1898 году после смерти от туберкулеза среднего сына Александра III Георгия Александровича, от которого наследовал и значительную долю имущества, в том числе обширное имение Брасово. После рождения цесаревича Алексея Михаил Романов носил звание "правителя государства".
Революционные события 1917 года развивались стремительно. Отречение Николая II от престола за себя и за несовершеннолетнего наследника сына Алексея в пользу брата Михаила явилось для всех полной неожиданностью. Однако Михаил Романов, трезво оценив ситуацию в стране, отложил решение о выборе формы правления страной до Учредительного собрания. Михаил Александрович считал, что выполнил свой долг так, как он его понимал.
В 1918 году красные сослали Михаила Романова в Пермь. Он жил в полукилометре от набережной Камы в гостинице так называемого "Королевского двора" в окружении десяти красноармейцев. Летом этого же года был отдан приказ о его казни и назначена команда из пяти красноармейцев – расстрелять. В многочисленных книгах и публикациях эту тему муссировали в различных идеологических ракурсах. Архивные документы как и вся история того времени предельно противоречивы и скупы. В одних говорится об аресте, ссылке и ночном расстреле. В других говорится о побеге Михаила II и другое...
Согласно соловецкому преданию в XVIII веке бывшему духовнику Петра I Иову (в схиме Иисусу) на острове Анзер явилась Пресвятая Богородица: "Поставьте здесь Голгофо-распятский скит. Спустя два века здесь прольется море крови, и место это будет названо Второй Голгофой".
Соловецкое предание открывает одну за другой живые страницы российской истории с духовной точки зрения.
(Здесь и далее: из книги “Серафим – патриарх Соловецкий” блаженного Иоанна. М., 2003).
"...Трижды хотели арестовать меня и не могли войти. У них дрожали руки. Морды были красные, полупьяные, налитые как у пиявок. В их лицах читался страх", – вспоминает сам владыка Серафим.
Пришли арестовать пятеро. Ворвавшись в его номер, испугались взгляда: "Ваше высочество ....".
– Сам пойду.
Все делалось наспех. Сели в телегу четыре красноармейца, царь и Брайан Джонсон – секретарь его. Михаил понимал, куда его везут, и молился. В природе что-то изменилось. Мгновенно зашло солнце (даже в архивах было отмечено). По дороге начало твориться что-то невообразимое. Моросил дождь. Небо поблекло как при распятии Христа. Злодеи беспокоились. Для храбрости выпили, зная, кого берут. У Жужгова дрожали поджилки. Марков, возглавлявший бандитов, крепился, сжимая в кармане наган. Колпащиков, сущее ничтожество, куда-то провалился. И вместо него взяли рябого паренька – бывшего полового из трактира.
По дороге в Мотовилиху в пьяном угаре они куда-то не туда угодили. Конь дико заржал, подпрыгнул, телега скособочилась и упала набок, а потом перевернулась, накрыв рваную пьянь. Одного придавило бортом, другого мешок ударил в голову. Тяжело, грузно застыли на месте. Невредимый Михаил Александрович спокойно отступил на несколько метров. "Ну!" – сказал бесстрашно, испепеляя взглядом. Жужгов дрожащими руками вынул наган и стал целиться в Джонсона. Им стало страшно, что князь не бежит, и они стали стрелять в него.
Стреляли двадцать раз. Дрожали руки. Осечки. Один упал от пьянства в обморок, у другого – три осечки. Были пьяные уже во время ареста, а один пил прямо в телеге. Их охватил ужас.
После двадцати выстрелов бросились бежать, побросав оружие, боясь, что я их застрелю, поскольку обо мне шла молва как о новом Суворове среди солдат. Я с презрением выбросил оружие и ушел".
Оправившись, Марков отправляет в петроградское ВЧК двусмысленную бумагу. В первой части пишет он, как храбро и хладнокровно расстреляли он и трое его (товарищей) Михаила Романова и Брайана Джонсона. Как из-за дождика (!!!) не смогли они закопать их тела (что противоречит даже уставу расстрела), и что на следующий день закопали под ветками. Позднее ВЧК распространяет слух, поскольку команда Колчака не нашла никаких следов от тел Михаила Романова и Джонсона, что их сожгли в ближайшей плавильной печи металлургического завода, находящегося в нескольких верстах от места расстрела. Здесь же, в конце длинного донесения Марков пишет, что никто об убийстве не знал.
Одновременно большевики направили Ленину и Свердлову телеграмму о бегстве Михаила. Понять ничего нельзя. На всякий случай "убили", если не объявится, и на всякий случай "сбежал", если объявится в белогвардейских войсках или в эмиграции. Эту заморочку головы сделали убийцы, чтобы избежать мести со стороны советской власти.
Чудом оставшийся в живых, окровавленный, не прекращая молитвы, Михаил Романов брел несколько десятков верст, пока не достучался в монастырские двери Белогорской обители. Ему открыли. Там ему дали имя и документы одного из расстрелянных монахов: Серафима Поздеева.
"Постились на хлебе и воде. Трудно было. Восставал вначале по привычке царской, еще от Петра I идущей, на монашество. Белогорские старцы покорили меня почти тотчас же. Вот где увидел царское достоинство нищеты и впервые припал к источнику Евангелия. Увидел в монахах небожителей будущего. С острой тоской думал: "Если бы при дворе жил хотя бы один старец! Брат мой старший Николай, царь последний, хотел стать старцем при дворе. Григория-старца призвал на помощь династии, и что из этого вышло?
Старец мой Николай оставался для меня идеалом подвижника и средоточием афонской благодати Пресвятой Владычицы. Истинным сокровищем был этот великий подвижник. Я увивался у ног его, буквально боготворя каждое движение его уст и подражая образу его молитвы, мысли и созерцания.
Я уже уходить никуда не хотел от своего старца, но он, зная волю Божию, говорил мне: "Другой предстоит тебе путь, не монастырский. Монастырское монашество пришло к концу. Больший монашеского даст венец тебе Господь".
И сложил я царский венец, чтобы стяжать старческий, видя в нем совершенную радость и призвание.
Деланию монашескому предался я, как раньше военному, – со всей страстью своей. Клобук носил, не снимая и ночью, чтобы не обнаружили сходство внешнее с отцом моим, Александром III.
Неудавшееся убийство навело всеобщий страх на красных. Объявили всероссийский обо мне розыск. Разослали тайные предписания по всем российским городам, как опознать меня – о моей внешности, манерах, окружающих и т.п. Ни один из злодеев не мог догадаться, что я подамся в духовные.
После трехмесячного пребывания в белогорском старческом блаженстве отцы послали меня к патриарху Тихону передать письмо от них. Патриарх считал старца Николая своим духовником и по его прямому благословению посвятил меня в епископы как преемника.
Отец мой, Александр III, и мать, императрица Мария Федоровна, знали и предсказывали, что я буду последним русским царем согласно им известным пророческим источникам. Но как буду царствовать, не говорили (не знали).
Истинным помазанником был не я, а брат мой Николай II. И расстрельное шоковое состояние, пережитое после расстрела под Мотовилихой, и общий шок коммунистического режима, глухие выстрелы и расстрелы в бараках близ набережной Камы способствовали быстрому вхождению в инобытие - как бы исчерпалось в упор расстрелянное прошлое. И Господь позволил мне питаться от иных источников. Поменялось имя мое, поменялось царство и с ним – помазание.
Тридцать девять лет провел Михаил II Романов (Серафим Соловецкий) в застенках сталинских лагерей. Личность Серафима наводила ужас на урок и вохру, вызывая страх и трепет у окружающих. Политические перед ним заискивали, верующие поклонялись ему. Другие не смели подойти к Серафимову бараку. Возможно ли представить более высокое проявление царского величия, чем такое!
Серафим вспоминает: "Отцы служили в дырявых ватниках, в промерзлых портках. На стеклянном море в сизых дымах слезами текла роса небесная, открывались небеса. В теле Христа возносился. Ни антиминсов у них, ни псалтырей. Рваная тряпочка да старая кепка вместо покровца. А вместо храмовой евхаристической чаши в руках владыки общепитовский грязный стакан с отколупнутым стеклянным краешком. Кому-то из незадачливых братьев зэков ударили металлической рукавицей палача, да так, что отколупался краешек стеклянного стакана.
Сверхъестественные дары давались – неслыханные. Встанешь утром, едва кожу отодрал от ледяной нары, воздел руки – и восхитился. Легко проходил через крышу. Огонь объял чело. Купина зажглась в сердце, и зачалась литургия соловецкая.
Трижды голым на мороз выгоняли. Замерзал в снегу и отогревался ангелами. И как радовался, когда чьи-нибудь дырявые носки одевал. Какая в них теплота была! Ни в одних шерстяных нет такой. Или ботинки с отлетевшими подметками...
Зато облек меня Господь в порфиру небесной любви. И жил я одной любовью – в другом теле. Я был как бы ангел живой, ходящий по земле сосуд Его любви. Господь даровал мне силу чудотворную, истинно царскую. И по моей молитве исцелялись и сопровождались в мир блаженный. От одного взгляда моего воскресали. Одним касанием руки приходили в чувство. Одним помазанием крестным приходили в блаженство, и одним движением руки восхищались вместе со мной к небесам.
За скорби, мною претерпленные, сподобился я дара. Владычица небесная не только приходила часто ко мне, но являлась почти ежедневно, где бы я ни был.
На Соловках Она стояла бессменно, всегда с закутанным Младенцем на руках. И с каждым убитым роняла слезы, прижимала его к сердцу, пеленала. И каждый из закланных казался мне этим ребенком на Ее небесных рученьках, покоящимся маленьким Христом. Богородица над Соловками стояла в голубом небесном облачении с белой или багряной лентой, перекинутой через плечо. Ребенок же маленький был завернут в белые пелены с головой. Царица нежно к сердцу прижимала беззащитное дитя, лаская и часто смотря на Него.
Помимо меня Ее такою видели тысячи зэков соловецких. Я спросил однажды Божию Матерь, с глубокой скорбью смотревшей на меня: кто этот Младенец на Ее руках? И Она сказала: "Христос, страдающий во всех избитых".
Многих охватывал такой ужас при одном приближении к Соловкам, что умерли бы, не доходя до ворот лагеря. Но их укрепляли ангелы. И чем больше было непосильных скорбей, тем больше покров ангельский стоял.
Как легко смерть переживалась. Иные трижды воскресали, умирали и добровольно возвращались. Голгофа всегда вольная. Там уже была стерта граница между смертью и жизнью и побеждено царство греха.
Помутняется сознание от небесной статистики: сто тысяч увенчанных, тысяча восхищенных плотью и душой на небеса, восемьдесят тысяч малых венцов, восемь тысяч великих венцов. Три с половиной тысячи мощей. Из них восемьсот мироточащих.
Чем занимались? Валили лес, спускали плоты по Белому морю. Умерших не считали. Многие умирали от укусов комаров, гнусов. И горячка, недоедание... Верующих узнавали по поклонам. Кланялись особым образом...
Ходили отекшие и опухшие. Лица узнать было нельзя. Одна пытка гнусами чего стоила – вводила в ступор. А после него – вначале гнетущее, потом и мирное, а для христиан блаженное молчание. Над кем безмолвный становился ангел, тот выживал. Выжить могли только те, с кем Бог.
На третий год уже и избиений не боялись. Страх пропадал. Ничего не боялись вообще. Смотрели в глаза смерти бесстрашно и открыто. И на вес золота было слово Божие, если кто мог учить о Царстве Божием, ожидающем за гробом.
Были случаи: воскресали из мертвых, вставали из братских могил, возвращались на нары и отдыхали, пока конвоир на разбудит ударом приклада по голове.
Смерть была скорее наградой, как для жертв Освенцима. Ее давно никто не боялся. О ней не принято было говорить. Для братства нашего смерть вообще не существовала, – вспоминает Серафим. Смерть была нами побеждена. В полночь раскрывался небесный иконостас величиной во весь горизонт. Смежались пространства и повторялись чудеса древних житий, поскольку совершались мученические подвиги. Реками текла кровь праведников на земле....
Господь и Божия Матерь неотлучно пребывали на Соловках среди мучеников. Приходили святые и ангелы. Наставляли, врачевали, укрепляли.
Давались преизобильные сверхъестественные дары: "Мог одновременно пребывать в двенадцати местах: ходить по воде, спускаться на дно моря, возноситься по воздухам, лежать на лютом морозе на обледенелых нарах и не замерзать, согреваясь сердечной свечою, созерцать Лик Господа и не нуждаться ни в ушанке, ни в дырявом ватнике. Свеча внутренняя грела, согревала. Тело казалось бесплотным.
Поднимали замерзших утопленников со дна Белого моря, проходили через льды и приставляли пакибытийную свечу к закоченевшим телам. Загорится - оживает усопший. Горячие слезы источаются из его просыпающихся глаз, и от этих слез теплота разливается по всему телу. И от теплоты воскресает. Никакими словами не описать то, что пережили мы на Соловках.
Свидетельствую, в миру не было нигде и никогда такой любви. Никогда среди невыносимых и нечеловеческих скорбей, среди бесчестий и несправедливости - свет не видывал, не изливалось столько неземной любви.
Какую любовь дал нам Господь среди каторжных трудов, среди молитв и ежедневной угрозы смерти, среди нескончаемых скорбей и слез! Любовью Его покрывались все кресты. Ангелы роняли слезы и смотрели на нас с неба, и говорили: "Не было такой любви между людьми от сотворения мира, как между братьями Серафимовыми".
На Соловках рухнула имперская, амбициозная идея третьего Рима – венец симфонизма. Вернулась любовь, неотмирскость и совершенная святость.
Вторая Соловецкая Голгофа открыла тайну Христа Святого Духа, открыла человечеству дверь грядущей богоцивилизации. Совершилось великое искупление, и к нему еще никто не приобщен.
Тайна Соловецкой Голгофы сокрыта новыми фарисеями. Какая радость охватит народ российский, когда будет открыта тайна Соловков! И нет сегодня страшнее преступления скрывать эту великую правду.
Пусть знают правители и народы, что возрождение России и стран мира напрямую связано с поклонением Соловкам.
Соловецкая Голгофа - сумма всех страданий не только русского народа, но и всего человечества. Наш долг воздвигнуть на Соловках мемориал вселенской памяти мученикам ГУЛАГа.
О Серафиме еще напишут множество книг и житий. В его честь возведут храмы и обители. Создадут иконы и акафисты. Его именем исцелятся самые неизлечимые и обреченные.
Серафим Соловецкий обращается к президенту и правителям: прославление Соловков изменит (почти мгновенно) судьбу России. В краткий срок с помощью Соловецкого Жезла удастся добиться того, на что ушли бы долгие годы и десятилетия земных трудов. Прославление Соловков в считанные месяцы выдвинет Россию в авангард мировой истории и соделает ее могущественнейшей державой мира.
Россия станет сокровищницей новых путей и ключей для образов третьего тысячелетия, столь необходимых сегодня мировым державам и сообществам. Внезапно обнаружится ее неисчерпаемая кладовая образов премудрости. Целительная сила от российских недр воспримется как откровение Бога миру или как знамение об избрании России для судеб человечества.
В ГУЛАГе Серафима называли русским богом, ибо в нечеловеческих страданиях достиг ступени бессмертия и творил неслыханные чудеса, какие творил Сам Спаситель в земные дни. Мог бы и дальше тысячу лет пребывать на земле в бессмертных телах, но предпочел с чадами своими придти по второму сроку.
Вскоре откроется тайна соловецкая – золотая казна Российская, – и забьет неиссякаемый источник, из которого черпать и черпать... Тысячу лет!
Последний из царей Грааля – Серафим, Соловецкий, христос Второй Голгофы, царь грядущей солнечной Богоцивилизации. Таинственый свет Грааля над Второй Соловецкой стоял как сияние Фавора. Как во время преображения Христа на этой горе. Серафим пережил наивысшие помазания Грааля. 144 раза прошел он смертными вратами, был приближен к Брачному Одру и Брачному Чертогу.
Как никогда в истории сиял Грааль над Соловками. Чаша Христова ежедневно по нескольку часов, с 12 до 2 ночи, с 6 до 8 утра чудодейственно оказывалась в руках Серафима. Она была неупиваемой, блаженнейшей, ее вино столь сладким, что не мог выдержать человек. В бараке 2015 (в Серафимовом бараке, где 12 братьев) Чаша появлялась при начале литургии, и возлюбленные Серафима восторгались в горний мир. Чаша обращалась их небесным путеводителем.
Благодаря присутствию и помазаннической благодати Грааля, сто тысяч мученников Второй Соловецкой образовали превосхищенный Собор, какого не было не только на земле, но и на небесах. По своим добродетелям они превзошли многих ангелов. Усыпальница – замок Премудрости, низведенный на землю в солнечных зеркалах Грааля. А скорби пережитые! А укрепление! Не было ни одной души на Соловецком архипелаге, что не была бы укреплена от Грааля проходить немыслимые невозможные страдания. При одном приближении Грааля исчезал блуд. Грааль давал абсолютное и полное бесстрашие, могучую уверенность в реальности Всевышнего. Уходили сомнения, колебания, водворялся мир, девство, наступало мессианистическое Царство. Последние оскотевшие зэки не понимали, что с ними происходит. Им обьясняли ангелы Грааля: посвящение, приготовление, мрачная пещера накануне преосененного сияющего дня Господня.
Грех в Граале – как вспышка эпидемии, смерть – как сон. Вторжение дьявола, бен-элогимские атаки – как гроза.
Грааль знает свою огненную печь и тайну нового сердца, от него же исходит 12 бессмертных тел. Грааль – мать лепящая, домостроительница, Великий Зодчий нового человека. Грааль, и только он, может помочь человеку в самый краткий срок освободиться от блудных тяготений, вызволить, буквально выскрести из его внутренних составов крупицы ядовитой похоти, эти змеевы частицы, отравляющие человека и приготовляющие ему зловонное болото с бесконечным разложением. Грааль втесняет граненую жемчужину бессмертия во внутренняя человека и исцеляет его от всех болезней. Посылает испытующие обстоятельства, мрак, попускает наваждения дьявольские, чтобы душа сказала: «Аллилуйя! Слава Вышнему! Непобедимый Грааль, твое рыцарское воинство во всеоружии! Аллилуйя, и еще раз аллилуйя! Сегодня у нас пасхальная трапеза – еще один рыцарь прибавился в Граале. Еще одним великим девственником возрадуется поднебесная».
Статья опубликована в газете “Завтра” № 16, апрель, 2004г