местная религиозная организация
ОБЩИНА ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ БОЖИЕЙ МАТЕРИ ДЕРЖАВНАЯ Г.ТВЕРИ

Блаженный Иоанн "Соловки - Вторая Голгофа"

В XV веке монахами Савватием, Германом и Зосимой был воздвигнут на беломорье форпост Русской Православной церкви. Но не знали они, что место, ими намоленное, превратится в кровавую мясорубку для сотни тысяч заключенных, что вместо креста и святой воды людей будут крестить свинцовыми пулями.

Сегодня это одно из самых таинственных мест на земле, связанных не только с кровавой историей сталинизма, но и получившее название символа и мистической столицы ГУЛАГа.

Предание гласит, что ещё в ХVIII веке схимонаху Иисусу, жившему на острове Анзер Соловецкого архипелага, в тонком сне явилась Пречистая Дева и сказала, чтобы он нарёк гору на Анзере Второю Голгофою, воздвиг на ней церковь Распятия Её Сына Христа и учредил скит Распятский.

В 20-е годы затерянные острова облюбовали чекисты и превратили их в лагерь принудительных работ. Первоначально лагерь насчитывал всего 35 человек, а за каких-то несколько лет количество людей увеличилось в несколько раз (в 1930 г. заключенных уже было 62563 человека). 

В 1937 г. СЛОНА заменил СТОН. Это действительно был один протяжный стон многих заключенных, которые подвергались постоянным изощренным пыткам и издевательствам. Тысячи гибли, не выдержав такого насилия.

Во второй половине 30-х годов, с ростом в стране репрессий, на острова попадают многие ученые (такие, как П.А.Флоренский, В.П.Никольский, Н.И.Виноградов, П.К.Казаринов, Н.Я.Выгодский, Д.С.Лихачев и др.), старые работники НКВД, Коминтерна, эмигранты, творческая интеллигенция и представители духовенства.

Соловки - не только место страдания, но и место духовного преображения через любовь, которую изливал Христос на узников среди каторжных трудов, молитв, ежедневной угрозы смерти, нескончаемых скорбей и слез. Замученные, истерзанные зэки вдруг понимали смысл страданий и уже не боялись их. Посвященные в некую соловецкую тайну, они не чувствовали боли и не страшились смерти. Совершалось небывалое внутреннее преображение. Уже не пугали ни грозные окрики палачей, ни хищные оскалы овчарок, ни выстрелы в упор, ни острый штык красноармейца, ни голод, ни холод.

Из 300 тысяч священников (по данным Александра Яковлева, сподвижника М.Горбачева), отправленных на Гулаг, только часть новомученики. 
Не менее ста тысяч - злобствующее фарисейство. 
Соловки дали раздвоение ветви - священство Мелхиседеково (Мелхиседек - священник Всевышнего, таинственно посещающий мир при возникновении цивилизаций и в их последние времена) и бенэлогимское (бен-элогимы - падшие ангелы, обольщающие человечество).

Поэтому чудо Второй Соловецкой Голгофы, в отличие от Первой, Иерусалимской, в том, что Христос призвал фарисейских священников, и они были искуплены и обратились.

В мире не было нигде и никогда такой любви. Никогда среди невыносимых и нечеловеческих скорбей, среди бесчестия и несправедливости не изливалось столько неземной любви.

Смерть была скорее наградой, как для жертв Освенцима. Её никто не боялся. По словам Серафима Умиленного, о ней не принято было говорить. Для Серафимова братства смерть вообще не существовала, она была ими побеждена. В полночь раскрывался небесный иконостас величиной во весь горизонт. Повторялись чудеса древних житий, поскольку совершались мученические подвиги. Реками текла кровь праведников на земле...

Ещё жива свидетельница ГУЛАГа мать Анна. С 1939 по 1941 годы она находилась в Соловецком лагере, который официально был закрыт с 1939 года, но последние узники были вывезены с Соловков только в 1946 году. От её рассказа сжимается сердце и холодеет кровь.

«…Одно из мест пыток нарекли «магазином». Брали в «магазин» тех, кто не восхищался охранниками. А вохра была как на подбор – моложавые, симпатичные ребята. 

Отборные ребята – палачи.

Все уже привыкли к шуму, выстрелам, крикам. Непрестанный гул как в пчелином улье, наподобие молитвы: «А-а-а…О-о-о!..». Вохра стреляла без предупреждения в кого и когда хотела – не так посмотрел, не подчинился, ослышался, не успел вовремя. Выстрелы казались глухими и привычными. Упал, не встал, пошёл быстрее, подышал не туда – побег: расстрел на месте, улыбнулся – осуждаешь: пулю в спину.

Папу посадили за анекдот о Калинине. И семью поделили: старшая дочь осталась на свободе, а меня, 16-летнюю девчонку, потребовали, чтобы отец взял с собой.

Охранники привели нас обоих в «магазин», сказали, чтобы я ждала у парадной двери, а отца взяли на допрос. Стонов слышно не было. Через три часа он вышел, шатаясь, поседевший и сникший. Дал подписку о неразглашении.

Здесь было и здание, в котором совершались более изощрённые пытки, чем в «магазине» или «гастрономе». Вроде часовня, а из него раздавались глухие, сдавленные вопли, точно шкаф наехал на человека. Кого в часовню вызывали, тот не возвращался. Говорили: перевели в другое помещение.

Вохровцы били всех подряд, без разбору: сапогами, палками, прикладами от винтовок, ногами. Кто стонал, того добивали. Ударят раз-другой – замолчит. Больные ходили, опухшие».

Ещё более страшны подробности жизни в Соловецком лагере, которые рассказал Серафим Соловецкий Михаил Романов, на протяжении 39 лет испытывавший все «прелести» гулаговского существования.

«…Бараки и сараи в 20-х годах вохровское начальство считало роскошью, поэтому зэки жили … в валунах. Вырубали себе пещеры и чутко спали там, в течение нескольких часов, сидя, как преподобный Серафим Саровский в келье на пеньке.

Накомарники, хотя те лежали во множестве на складах, не выдавали. Поэтому зэки ходили с отёкшими и опухшими лицами. Одна пытка гнусами чего стоила, вводила в ступор. А после него вначале гнетущее, потом мирное, а для христиан блаженное молчание. 

Выжить могли только те, с кем был Христос…

Монахам приказывали снимать нательные кресты, запрещали молиться и проповедовать. Разрешали им оставлять только рясы и верхнюю одежду. 

Считалось правилом: в чём приехал заключённый, в том пусть и ходит. Сменную одежду никогда не давали. А если заключённый умрёт, то снимут с него родную рубаху и нагого бросят в ров, а одежду конфискуют, и на склад.

Уже на второй год без помощи свыше нельзя было и шагу ступить. Атеисты вымирали, как мухи, - не выдерживали ни скорбей, ни условий жизни. Христиане, выжив, превращались в смиренных агнцев и достигали высших ступеней безмолвия среди страданий, адских побоев и унижений. Работу же выполняли тяжёлую: валили лес, пускали плоты по Белому морю.

Общения никакого не допускалось. Процветало доносительство и подстрекательство. Пообещает начальник, как собаке, кусок хлеба – и человек уже готов заложить.

А наутро разоткровенничавшего собрата по несчастью уже нет.

Отдельного места для расстрела не было. Секирная гора, откуда спускали связанных по ста деревянным ступенькам, - уже поздняя выдумка изощренных садистов. Людей расстреливали где угодно, на месте. Никто не считал ни живых, ни умерших.

Зэки болели, умирали. О лекарствах и речи быть не могло: вся надежда на Всевышнего. 

Дрожь по телу пробегала и от специально выстроенного застеклённого трехэтажного дома для заключённых. Называли его между собой «гастроном». Пытки, которым там подвергались люди, буквально вытряхивали душу и заставляли лишиться разума. Вохровцы стремились превратить жертву в тупой, послушный, затравленный страхом скот, после чего беспощадно добивали. Наносили удар, потом окатывали водой и смотрели в глаза. Если видели какой-то признак сознания, чего-то человеческого, избивали до потери памяти. Особенно безжалостно били тех, в ком говорила совесть Божия, кто не сдавался до конца.

Во время отлива в Вигеракше открывались огромные морские ворота. До середины моря можно было дойти пешком. Тысячи зэков шли за рыбой, с голыми руками и сетками. Большинство из них не успевало вернуться, вода прибывала буквально за секунды, и тысячами уносило в море.

Вся земля и вода были в трупах умерших. Сколько погасло светлых умов! Что пережили тогда гении, профессора, поэты, инженеры… По части пыток Соловки держали первенство в мире. И опытные красные вохровцы позднее наставляли мастеров гестапо и Освенцима.

В скале заключённые выбивали камеру. Наказание называлось «холодная». Прямоугольная комната в полметра шириной, чтобы едва протиснуться, сесть на стуле. За жертвой закрывалась тяжёлая металлическая дверь. Вохровец запирал её и уходил, а открыть часто забывал. Заключённому невозможно было двинуться ни направо, ни налево. Сырость, вода, крысы, птицы.

Тысячами умирали, тысячами приезжали. Так работала соловецкая адская машина, а над нею – ангельская богадельня. Сколько мучеников в духе приходило на Соловки, сколько юродивых посещали своих соловецких братьев! Были случаи, воскресали из мёртвых, вставали из братских могил, возвращались на нары и (как бы) спокойно отдыхали, пока конвоир не разбудит ударом приклада по голове».

За Гулаговскую историю Соловков (с 1923 года по 1939 год) было 150 явлений Божией Матери. Внезапно зажигались свечи во время богослужения. Когда же приходил Христос, весь пещерный храм наполнялся благоуханием, и лик Христа проступал через мерцание свечного пламени. Над болотами, над Белым Морем загорались свечи. Видели тысячи усопших: кого на дне морском, кого во рву – и у каждого свеча горящая в сердце. Таково было чудо соловецкой литургии, которую совершали двенадцать Серафимовых братьев. Из-за того, что большинство братье трижды и более раз умирало и воскресало, служились пакибытийные литургии с их присутствием и явлением усопших. Одни уходили на несколько часов, а кто-то и на несколько лет. И след от них терялся. Оставалась лежанка с вещами и одежда. Возвращались через несколько лет на прежнее место, как ни в чём не бывало.

По признанию Серафима Соловецкого, когда выпустили его с Соловков, нелепым и смешным казалось происходящее, недостойным внимания. Душа его оставалась в вечной церкви. И уже кроме Соловков для него ничего не могло существовать. У отца Серафима осталась святыня Соловецкая – три маленьких бутылочки с миро, которые чудесным образом попали к нему в руки, и которые он трепетно хранил всю оставшуюся жизнь.

Кровавой памятью запечатлелось соловецкое предание в истории России, которой ещё предстоит осознать подлинную историю ХХ века. Но необходимо знать, что с I по ХХ столетие было приблизительно сто тысяч помазанных в Голгофу, и это как бы историческая горизонталь. И вот столько же прошло по вертикали на Соловках за тридцать лет Русской Голгофы. Это и составило тайну Креста. Горизонталь Креста – историческое христианство, вертикаль Креста – Соловки, Вторая Голгофа. Вторая Голгофа суммировала предыдущее и дала величайший солнечный взрыв в христианстве! Тем самым в сердцевине соловецкого Креста не только новомученики, но все мученики. 

Вся церковь Христова пришла на соловецкую огненную плавку. Так что Вторая Соловецкая Голгофа не есть только Русская Голгофа, но Вселенская Голгофа Церкви Христовой. Поэтому и значение её не ограничивается Россией, но является вселенским.

По материалам сайта http://solovkymemorial.ru/
"Соловецкий международный Мемориал"